Мокий Алексеевич Кабаев
(1839 — 19 августа 1921)
В судьбоносные для Российской державы годы Гражданской войны, на полях битвы за Веру, Яик и свободу просиял своей святостью и твёрдостью в борьбе с безбожниками старообрядец Мокий Алексеевич Кабаев. Его твёрдая убежденность в силу Святого Креста и Христовой молитвы поражала даже врагов.
Уральский казак Мокий Кабаев родился в 1839 году. Был женат, у него было трое детей: два сына и дочь.
Во время Балканской войны 1877 — 1878 гг. воевал под командованием Скобелева.
Жил с семьей в поселке Тёплый Красноумётской станицы. По сохранившимся письмам дочери, можно сделать вывод, что семья его была глубоко религиозна, жила патриархальной жизнью. Сам Мокий Алексеевич обладал хорошими знаниями в духовной литературе.
В списках старообрядческого духовенства за 1900 — 1910-е гг., хранящихся в РГАДА, не значится. По всей вероятности, рукоположен в сан священника целенаправленно для Первого уральского сводного казачьего полка еп. Амфилохием (Журавлевым), который покинул Уральск в августе 1918 г. Священником именуется, в частности, в документах следственного дела 1921 г. (в анкете арестованного, в своем рапорте коменданту Севастополя от 20 октября 1920 г. с ходатайством о выдаче удостоверения личности и др.).
Люди, которые его не видели, а только слышали о нем, представляли Кабаева как былинного богатыря. Между тем он был невелик ростом и вовсе не могуч в плечах. Сила его была в Вере и духовной мощи, в любви к своему народу. Вот что пишет сотник 1 Уральского учебного конного полка Б.Н. Киров в своих воспоминаниях:
Передо мной, на великолепном белом коне, сидел небольшого роста старик. Одет он был в белый китель, синие с малиновыми лампасами шаровары и большие сапоги. Голова его была не покрыта, и его длинные, цвета пепла, седые волосы были перевязаны черной лентой, и только концы их трепал свежий весенний ветер. На груди у него, на массивной цепи, висели серебряный восьмиконечный крест и большая икона. Его чуть сутуловататя фигура говорила о том, что он сильно устал, и, не смотря на то, что он еще бодро сидел в седле весь вид его не напоминал воина. Его морщинистое лицо, окаймленное серой седой бородой, на первый взгляд, не представляло ничего особенного и только серые глаза были интересны. В них светилась бесконечная доброта, любовь и наивность, но в них не было энергии и решительности вождя. И, глядя в эти глаза, я понял, что только его доброта, любовь и вера заставляют казаков верить ему и идти на смерть.
Однако промыслом Божиим он стал вождем — но не воинским, а духовным.
В июне 1918 г. по его инициативе в Уральске была организована дружина крестоносцев, вооружение которой было восьмиконечные кресты и иконы старого письма. Все они были седобородые старики-старообрядцы, крепкие в вере. Киров пишет:
На груди каждого казака этого отряда висел большой восьмиконечный крест, а впереди отряда седой старик вез старинную икону. Это было главное оружиес стариков, и с этим вооружением — с верой и крестом — они делали чудеса. С пением псалмов они шли в атаку на красных, и те не выдерживали и бежали или сдавались в плен и после становились лучшими солдатами в наших полках.
Сохранилась памятная запись обращения к командованию Уральской казачьей армии, написанная рукой самого о. Мокия Кабаева. Из нё можно узнать, что прошение о создании крестоносной дружины было подано им в Уральський военно-полевой штаб 26 октября 1918г. Кабаев просил зачислить его добровольцем на военную службу и объявить («дать голос по Войску») о наборе «охотников — добровльцев» в Кретоносную дружину «под знамя нерукотворного чудотворенного образа Спасова».
Своей молитвой о. Мокий совершал то, что невозможно простому человеку. Вот одно из описаний Кирова — казаки попали под обстрел и, казалось уже, спасения не было:
Притихли казаки, и каждый только ждал, что вот-вот придет и его черед и ему придется раненому лежать тут же и ждать новой раны.
— Кабаев едет! — услышал я чей-то голос, полный радости.
И действительно, на белом коне, в белом кителе, шагом он ехал к тому месту, которое не могли пройти сотни. Вокруг него, под ногами его лошади, взлетали небольшие кусочки грязи — это пулеметные пули срывали кочки дороги. В это время вся фигура его была удивительно величественна в своем спокойствии и пренебрежении к смерти.
Он медленно подъехал к сотне, слез с коня, осмотрел не ранен ли он, и отдал его подбежавшему казаку.
Казаки сами сняли шапки, а он благословил их, сняв с груди крест и икону, поставил их перед сотней и стал молиться, громко читая молитвы. Все молились с ним, забыв о том, что над головой со свистом и визгом рвутся шрапнели. Окончив молитву, он подошел к окопам, где был караул.
Как только он показался на гребне сырта, затрещали пулемёты, и пули с характерным свистом понеслись над нами, падая сзади нас в воду, разбразгивая её маленькими красивыми фонтанами.
А он шел и пел псалмы. Спустился к окопам и под свист пуль и вой гранат, начал и там свою молитву.
Вернулся, перекрестил нас, сел на коня и шагом уехал.
Вскоре обстрел стал затихать. А потом и вовсе прекратился.
С темнотой мы отошли в ближайший поселок и далеко заполночь утомленные казаки вспоминали переживания этого дня и говорили о Кабаеве. Но странно, ни один не удивлялся его храбрости.
Ещё одно важное свидетельство о деятельности святого старца — в 1919 г. в книге «Уральцы. За полтора года борьбы» есаул Уральского войска Е. Д. Коновалов писал:
За генералом В.С. Толстовым, который стал еще более популярным и являлся действительным походным атаманом уральцев, казаки и солдаты шли охотно. В станицах при проездах ему устраивались трогательные встречи. Руководитель крестоносной дружины, старик Кабаев, благословил его на подвиги старинной иконой.
Старик Кабаев был представителем того казачества, которое с особой горячностью отнеслось к посягательсвам комиссаров и красноармейцев на веру, которое начало на них крестовых поход.
Глубоко религиозные в массе, уральские казаки были крайне возмущены тем, что они читали в наших листках об отношении к вере красноармейцев, и тем, что они видели собственными глазами. Они видели трупы расстрелянных священников; они видели опозоренные церкви; они слышали от красноармейцев Покрово-Туркестанского полка, перешедших на нашу сторону, что красноармейцы из церковных риз делали попоны своим лошадям и всячески старались надругаться над какой-либо религией; они видели разбитые снарядами церкви и сами собирали иконы, разбросанные красноармейцами в домах казаков и в церквах, как, например, это было в поселке Джемчинах. И, глубоко возмущенные, и в то же время глубоко верующие, они составили тот отряд, который стал называться крестоносной дружиной, отряд старика Кабаева.
Этот отряд, возникший еще до падения Уральска, дал ряд подвигов со стороны входивших в него казаков. То пешком, в наступавших цепях, с иконами и крестами в руках, они шли, под пулями, вместе с молодыми казаками вперед, чтобы ободрить их в опасный час. То на конях, с крестами, помещенными на пиках, с развевающимися шелковыми малиновыми платами, они двигались с конными сотнями. И дважды раненый сам старик Кабаев ни на минуту не покидал фронта.
Всюду, в опасный момент, видели казаки его седую непокрытую голову и икону с котрой он не расставался…
Отряд понес потери. Были ранены казаки, и по глубоко трогательному донесению старика Кабаева, в одном из боев «был ранен в десницу святый Николай Чудотворец», прострелена икона, особо чтимая и Кабаевым, и почившим Матвеем Филаретовичем Мартыновым. Но отряд не распадался и сопровождал казаков. Этот-то старик Кабаев и благословил нашего Атамана.
Не только личная решительность, но и благословение святого старца помогло В. С. Толстову собрать силы войска в кулак и совершить, казалось, невозможное — почти полностью очистить Войска от красных.
За заслуги по защите родного края от большевиков М.А. Кабаев по решению Войскового съезда награжден войсковым орденом «Крест Святого Архистратига Михаила». На допросе во время следствия он говорил, что воспринимал этот орден скорее как подарок, нежели награду.
Во многих боях побывал Мокий Алексеевич, долго его не брали пули. Но всё же в феврале 1919 г. в одном из боев под Уральском получил тяжелое ранение в ноги. Б.Н. Киров пишет:
Вечером, когда я сидел с другими больными на палубе, к нам подошел на двух костылях старик, в халате, с непокрытой головой, перевязанной черной лентой. Я узнал Кабаева.
Он подошел и сел рядом. Обе ноги его были забинтованы. Я заинтересовался как он был ранен, и он мне рассказал, как он шел в цепи, наступающей на занятый большевиками Уральск, как около него убили казака и как он выругал красных — «у, проклятые!» — и сейчас же был ранен в ногу. Но он продолжал идти. Убило второго казака около него, и ему стало страшно; как только почувствовал он страх, так упал, раненый в другую ногу.
— Никогда не ругайся, сынок, и не бойся в бою, а иди с молитвою, и Господь сохранит тебя, — закончил он свой рассказ.
Лечился от ран на войсковой территории, а затем из Гурьева, на пароходе по Каспийскому морю был переправлен на лечение в г. Петровск (ныне Махачкала), откуда в Новороссийск, затем в английский госпиталь в г. Салоники (Греция), откуда на костылях прибыл в Севастополь, где был уже в июле 1920 г., намереваясь продолжать начатое дело.
О севастопольском периоде жизни о. Мокия Кабаева есть свидетельство Кирова:
Он был на костылях, с непокрытой головой, в каком-то больничном халате, с восьмиконечным крестом на груди.
Прохожие принимали его за нищего, и некоторые подавали ему свои гроши, но он их не брал. Я подошел к нему, он меня не узнал, а когда я сказал, что я — Уралец, он заволновался и начал быстро-быстро рассказывать мне, что хочет собрать крестоносцев и идти освобождать Россию и родное Войско.
Я начал расспрашивать его, как он попал сюда, и услышал целую историю, как его увезли на Кавказ лечить раны, затем куда-то за море, он мог сказать, сказал только, что там были англичане, которые в Бога не верят, и его кипарисовые крестики, которые он делал и давал им, они не брали совсем или не носили на груди как надо. Рассказал, как в море, во время бури, он молитвою спас корабль от крушения, и, наконец, что скучно ему стало по родной России и по Войску и он со слезами упросил привезти его на родину.
Долго мы стояли у церковной ограды, и прохожие с удивлением смотрели на нас.
Потом я узнал, что его в Севастополе многие знали, да и сам я часто видел его после на базаре. Он стоял где-нибудь, окруженный небольшой кучкой народа, и призывал вооружиться крестом и идти против сынов антихриста. Но то, что можно было сделать на Урале, было невозможно в Севастополе. Толпа медких торгашей и крупных спекулянтов не поняла его и считала юродивым, и около него, проповедника веры, сыпались шутки и базарная брань.
Только изредка какая-нибудь женщина, протягивая ему сотенную бумажку, говорила: — «Помолись, родной, о душе новопреставленного воина…» — Он не брал денег, но вынимал старый потертый поминальник и дрожащей рукой вписывал туда имя убитого.
22 октября 1920г. о. Мокию был выдан Военный паспорт, за № 264:
Представитель сего есть состоящий на действительной службе в 1-ом Уральском сводном полку Мокей Алексеев Кабаев. Чин: священник. Имя: Мокей. Отчество: Алексеев. Фамилия: Кабаев. Возраст: 81-й год.
Далее следуют записи о получении им в течение года денежного довольствия.
В ноябре 1920 года боевые части Вооруженных сил Юга России покидали Крым. Вместе с армией генерала Врангеля уходило в эмиграцию и огромное количество гражданских лиц.
Кабаев уже знал, что не сможет прожить в безбожной Европе. Он укрылся в Херосонесском монастыре, где сумел избежать ареста и казни.
В мае 1921 г. добился разрешения на выезд из Севастополя в Уральск и получил необходимый пропуск.
19 мая 1921 г. арестован в Харькове и под конвоем доставлен в Уральск, куда вернулся через два с лишним года как покинул его. Арестовали его в Харькове, можно сказать, случайно. 19 мая он попал на глаза помощнику начальника отделения Харьковской железнодорожной милиции Королеву, обратившему внимание на незнакомого священника, ехавшего в телеге в направлении железнодорожного вокзала. Священника задержали.
Во время обыска выяснилось, что в руки милиционеров попал бывший священник 1 Уральского сводного полка. Личные документы, обрывки записок навели чекистов на мысль, что к ним попал необычнй человек. У Кабаева были также найдены крупные суммы денег армии Деникина — соотвественно, родилось обвинение в участии в «контрреволюционной банде Деникина». Милиционеров не интересовали объяснения Мокия Алексеевича о неведении, что деньги эти не имели хождения в Советской России.
14 июня 1921 г. Кабаев был доставлен в Уральск для дальнейшего разбирательства. Из Уральской тюрьмы ему уже не довелось выйти. В июне — июле 1921 года прошло скоротечное следствие.
Обвинения, что Кабаев был инициатором вынесения смертных приговоров ряду большевистских агитаторов и участвовал в расправах над пленными, конечно, были голословными. Сам Кабаев говорил, что это противоречит его религиозным убеждениям:
Вообще я никогда не отдавал распоряжения не убивать, расстреливать, рубить, сечь нагайками, я даже никогда не видел, чтобы другие при мне делали это. Мною никогда не было дано распоряжение о том, чтобы повесили урядника Сармина ибо это бы расходилось с моими религиозными убеждениями. Я лично в руках никакого оружия не держал и вообще все иконосцы, которые находились при мне ни один не имел оружия.
Но большевикам вовсе не нужна была правда. Они знали, что в их руках авторитетный для тысяч уральских казаков человек. В это время на земле Уральского войска еще продолжалась война. В конце 1920 года после короткого затишья вновь начались бои. Это была вспышка народного гнева, порождённая продразверстками и безумной жестокостью большевиков. Сущестововало множестов разрозненных отрядов, воевавших партизанскими методами. Они уничтожали представителей новой власти, отбирали продовольствие у продотрядчиков. В некоторых районах советские чиновники просто боялись появляться. Кабаев мог стать силой, которая сильно укрепила бы дух борцов с советской властью, возглавить сопротивление в Приуралье.
В его деле чекисты писали: «…Что «святой отец» не мог разделить участь барона Врангеля и остался ждать там более благоприятных дней. Скрывался в Херсонесском монастыре, а потом, наверное, услышав о благоприятной почве — разразившемся бандитизме на Урале, то он решил пробраться туда». В заключение дела — вывод: «Кабаев является злостным, неисправимым контрреволюционером в свое время в Уральской контрреволюции, игравшим громадную роль, влиял на массы, отравляя их пролетарское самосознание религиозным ядом, пользуясь со стороны масс громадной популярностью, что дало возможность контрреволюции использовать для своих же выгод».
Следствие — всего месяц и три дня. Постановлением Уральского ГубЧК от 17 июля 1921 г. М. А. Кабаев приговорен к расстрелу. 6 августа того же года приговор был утвержден в Москве Президиумом ВЧК. 18 августа дело возвратилось в Уральск, и в 12 часов ночи 19 августа 1921 года Мокий Алексеевич был расстрелян вместе с двумя другими казаками.
Видимо, желая лишний раз подчеркнуть свое безбожие, расстрел чекисты назначили на праздник Преображения Господня.
Реабилитирован М. А. Кабаев был 10 декабря 1999 г. постановлением Прокуратуры Западно-Казахстанской Области (бывшей Уральской) — на основании того, что решение о его расстреле было принято внесудебным органом. На протяжении 78-ми лет человек, отдавший свою жизнь за Христову веру и родной Яик, считался врагом народа, его называли реакционером и распростаняли всяческие небылицы о нем.
Однако, чудеса, совершенные силой молитвы священника Кабаева, не будут забыты, пока будет жив хотя бы один уральский казак.