Григорий Петрович Хазов
(1878/1879 — 5 февраля 1938)
В подмосковном городе Орехово-Зуево, на бывшей улице Кузнецкой, напротив хлебозавода чуть позади развлекательного комплекса «Кино», буквально в нескольких шагах от восстанавливаемого старообрядческого Храма Рожества Пресвятой Богородицы (бывший храм беспоповцев поморского согласия), стоит ничем не приметное здание корпуса бывшей Трикотажной фабрики. Если присмотреться внимательнее, поверх квадратных оконных рам можно разглядеть высокие оконные дуги, заложенные на скорую руку кирпичом. Мало кто из ореховозуевцев знает, что это неприглядное здание было когда-то красивой и большой церковью, принадлежащей старообрядческой общине Белокриницкого согласия. И, пожалуй, никто из горожан, даже из числа прихожан-старообряцев не знает, что с 1916 по 1938 год настоятелем этого храма был отец Григорий Петрович Хазов, окончивший свое служение Богу и людям мученической кончиной на Бутовском полигоне НКВД. О доброте отца Григория говорили многие. Именно за добрый нрав и праведную богоугодную жизнь в 1916 году ткач и помощник мастера Никольской мануфактуры Григорий Петрович Хазов и был выбран общиной священником. Все детишки Кузнецкой улицы собирались у храма Рожества Богородицы, ожидая конца службы. Все сладости, положенные прихожанами на канун, Григорий Петрович раздавал собравшейся детворе…
Родился Григорий Петрович 23 января 1878 года (по другим данным — в 1879 году) в деревне Заволенье Богородского уезда Московской губернии, в бедной крестьянской семье. Мама Григория Петровича умерла рано. Растил и воспитывал будущего священника и его сестру Анну их отец — Петр Данилович Хазов. Григорий Петрович закончил три класса земской Заволенской школы и в 1897 году поступил на работу на фабрику Саввы Тимофеевича Морозова в деревне Орехово. Работал сначала ткачом, а затем помощником мастера. В свободное время Григорий Петрович пел в любительском хоре Зуево-Орехово-Никольской общины (на фото — в верхнем ряду второй справа).
На фабрику Григорий Петрович приехал со своим другом-односельчанином — Лукой Кирилловичем Бариновым. Вскоре они стали свояками. Их жены, Пелагея Фоминична Баринова и Мелания Фоминична Хазова, были дочерьми участника Морозовской стачки, ткача и помощника мастера Фомы Никитовича Стапанова. У Луки Кирилловича и его жены — Пелагеи Фоминичны родилось четверо детей: Анна (1905), Анфиса (1906), Елена (1907) и Иван (1910). У Григория Петровича и Мелании Фоминичны своих детей не было, поэтому они взяли на воспитание третью дочку Бариновых — Елену Лукиничну (в замужестве Исаеву).
Лука Кириллович Баринов жил со своей семьей в 24-й Морозовской казарме, а Григорий Петрович с Меланией Фоминичной и крестницей-племянницей Леной поселились у Фомы Никитовича в деревне Никулино.
2 января 1916 года на Рогожском кладбище Григорий Петрович был рукоположен в сан священника архиеп. Мелетием (Картушиным) на приход деревни Никулино к храму Рожества Пресвятой Богородицы. С 10 февраля 1916 года отец Григорий начал служить в зуевском храме. Сохранилась фотография этого периода с надписью на обороте: «Снимались в 1919 году в деревне Никулино в голод. Отец Григорий с матушкой Меланьей, племянник Миша и 2 племянницы, Лена и Анфиса. Снимал Иван Андреевич Ковалев».
В декабре 1923 г. отца Григория перевели на приход храма Рожества Пресвятой Богородицы в Орехово-Зуево (Московская губерния). Известно, что он был духовным отцом еп. Кирила (Политова) Одесского и Балтского, проживавшего там же в середине 1920-х гг. после принятия схимы. Воспоминаний о том, что довелось пережить зуевской церкви на улице Кузнецкой и её настоятелю после революции, практически не сохранилось. Есть только небольшая запись в следственном деле отца Григория, о том, что в 1930 году Григорий Петрович «был арестован ОГПУ, но тут же был освобожден после сдачи золотой валюты». (Выписка из протокола допроса обвиняемого, дело № П-40248 ГАРФ). То есть, речь, по сути, шла о самом настоящем шантаже и грабеже старообрядческой церкви и её священства советской властью.
И вот наступил январь 1938 года. Григорий Петрович на тот момент жил в доме 15 на Кузнецкой с матушкой Меланией Фоминичной, племянницей-крестницей четы Хазовых — Еленой Лукиничной Исаевой (Бариновой), выросшей в семье настоятеля (многие прихожане и даже дальние родственники думали, что она родная дочь о. Григория), мужем Елены Лукиничны — Александром Кондратьевичем Исаевым и двумя их детишками: Мишей и Женей. 23 января Григорий Петрович отметил свой 60-й год рождения. А на следующий день, веренее ночь — 24 января к их дому подъехал черный воронок. Уполномоченный УНКВД предъявил священнику ордер на обыск и арест. НКВД-шники перерыли весь дом и увезли отца Григория. Больше его никто не видел. Двух-трех на скорую руку сфабрикованных свидетельских показаний было достаточно, чтобы в течение считанных дней вынести приговор и отправить человека на Бутовский полигон. Наверное, лишним будет говорить, что свидетели, подписавшие подсунутые им протоколы в 1938-м, полностью отказывались от показаний во время реабилитационных процессов в 1957-м. А некоторые зачастую даже отрицали сам факт допроса:
Я, Ченцов Леонтий Григорьевич, знаю гражданина Хазова Григория Петровича как служителя культа, старообрядческого попа. Он служил в Зуевской церкви, где я работал сторожем, истопником. Я показываю правду, что меня никто и никогда по делу Хазова Григория Петрович не допрашивал. Я от Хазова Григория Петровича высказываний против руководителей коммунистической партии и советского государства никогда не слышал, также я не слышал от Хазова Григория Петровича и антисоветских высказываний. Я, Ченцов Леонтий Григорьевич, правдиво показываю,что по делу Хазова Григория Петровича меня не допрашивали, я таких показаний не давал и записанные от моего имени показания по делу Хазова Григория Петровича категорически отрицаю (подчеркнуто красным карандашом). Я не слышал от Хазова Григория Петровича таких высказываний, как это записано в протоколе моего допроса 20 января 1938 года и меня не допрашивали. Я не слышал, чтобы Хазов Григорий Петрович говорил, как это написано в протоколе моего допроса, что он ждет спасителей из-за границы, не слышал, чтобы он клеветал на конституцию СССР, также категорически отрицаю записанное в протоколе допроса, что якобы Хазов Григорий Петрович высказывал намерения покушаться на жизнь руководителей партии и госудаства. Ничего подобного я показывать не мог, так как антисоветских высказываний от Хазова Григория Петровича не слышал. Никто мне этого протокола допроса по делу Хазова Григория Петровича от 20 января 1938 года не читал и на этом протоколе я не подписывался. (Выписка из протокола допроса свидетелей, дело № П-40248 ГАРФ).
В 1938 году была допрошена также жена Леонтия Ченцова, уборщица музея — Мария Григорьевна Усова-Ченцова. Уполномоченный ОУР УНКВД Скворцов, допрашивавший свидетельницу в 1938-м, намеренно не указал родственную связь свидетелей, не указал ФИО мужа гражданки Усовой и записал другой адрес проживания (вернее указал два, и один неразборчиво). Сама стилистика протокола допроса Ченцова 1938 года говорит о многом:
«Вопрос: Что вы лично знаете об антисоветской деятельности Хазова Григория Петровича?
Ответ Ченцова: В лице Хазова Григория Петровича я вижу классового врага. Он всегда в разговорах со мною и с людьми высказывал контрреволючионные настроения. Весной 1937 года по выходе из церкви в группе верующих в присутствии меня Хазов заявил: «Скорей бы приходили в нашу страну наши спасители из заграницы, а то от этих коммунистов, которые разорили храмы и отбили народ от посещения храма (неразборчиво) житья нет» (подчеркнуто красным карандашом). Летом 1937 года около церкви в группе верующих Хазов по вопросам конституции говорил: «Конституция выдумана большевиками и Сталиным создана для создания о нас хорошего мнения заграницей, как о самой демократической стране в мире. На самом деле это обман рабочего класса. Конституция нужна только большевикам для обмана народа». Осенью 1937 года мне лично Хазов говорил: «Если бы мне удалось поближе пробраться к Сталину или Ворошилову, я бы их не щадя своей жизни растерзал бы на куски. Я их ненавижу как самых заядлых своих врагов» (подчеркнуто красным карандашом). Более по делу показать нечего». (Выписка из протоколов допроса свидетелей, дело № П-40248 ГАРФ).
Тройкой при УНКВД по Московской области 2 февраля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной агитации отец Григорий был приговорен к высшей мере наказания.
Григорий Петрович Хазов был расстрелян на Бутовском полигоне НКВД 5 февраля 1938 года. Место захоронения — Московская область, поселок Бутово. До 1957 года эта информация была секретной. В деле Григория Петровича подшито письмо Мелании Фоминичны от 12 декабря 1956 года с просьбой сообщить, что стало с ее мужем, арестованным в 1938 году. Мелания Фоминична отправляла подобные письма ежегодно и ответ бы стандартным: «отбыл в неизвестном направлении». После ХХ съезда КПСС начались реабилитационные процессы, и письмо Мелании Фоминичны стало отправной точкой следствия. Во время следствия по вопросу реабилитации отца Григория 15 августа 1957 года был допрошен бывший служитель храма Рожества Богородицы — Михаил Александрович Попов:
— «Я человек верующий, постоянно посещал церковь, в которой служил Хазов Григорий Петрович. Священник Хазов Григорий Петрович был трезвым и добрым человеком, за какие преступления он был арестован, я не знаю». (По материалам выписок из дела № П-40248 ГАРФ).
Почти 20 лет семья Хазовых-Исаевых находилась в неведении о судьбе Григория Петровича. Еще теплилась надежда на то, что однажды Григорий Петрович вернется, ведь кто-то возвращался. Но пришло короткое сообщение, в котором значилось: Григорий Петрович Хазов расстрелян 5 февраля 1938 года, реабилитирован посмертно 2 ноября 1957 года. Когда пришло известие, Мелания Фоминична была уже старенькая. Позади была страшная и тяжелая война. В годы войны на Мелании Фоминичне было все хозяйство, дети, обмен сшитых Еленой Лукиничной бурок, вещей Александра Кондратьевича на хлеб и другие продукты, посадка и прополка картофеля на участках, выделенных Заготзерном, где Александр Кондратьевич раньше работал бухгалтером.
Жить было трудно. Не смотря на заготовку картофеля, изготовление бурок, небольшую пенсию вдовы погибшего фронтовика — денег не хватало. Однажды пришлось даже, вырезав ножничками небольшой кусочек серебряного оклада в иконостасе, обменять его на рынке на хлеб. О Григорие Петровиче и репрессированных братьях отца рассказывать детям было опасно, поэтому дома старались не поднимать эту тему. Прихожане тоже опасались и старались не говорить об этом. Дети ходили с родителями в церковь по праздникам, но специально учить детей вере было тоже опасно. Поэтому учили подспудно, примером своей собственной жизни, своим отношением к людям и святым вещам.
Все племянники Мелании Фоминичны — дети Елены Лукиничны, Анфисы Лукиничны и Анны Лукиничны — очень ее любили и называли бабушкой. Матушку любили не только родные и близкие. Любили ее все в округе. Каждый праздник соседи по дому специально приходили и торжетсенно поздравляли Меланию Фоминичну. Для многих старообрядцев Орехово-Зуева матушка стала крестной. Матушку всегда приглашали на отпевания, панихиды и поминки орехово-зуевских старообрядцев, советовались с ней по многим вопросам. Перед своей смертью матушка очень ослабла. Она с нетерпением ждала возвращения из армии внука Жени (Евгения Александровича) и обещала ему, что обязательно дождется. Когда Евгений Александрович пришел из армии, матушка уже почти не вставала. Умерла Мелания Фоминична летом 1960-го на руках у Евгения Александровича.
Григорий Петрович Хазов, как и многие старообрядческие священники того времени, заранее приготовил для своего погребения большой гроб, вырубленный из целого ствола дуба. Гроб был сделан основательно, остроган и даже отполирован, и лежал на чердаке дома на Кузнецкой. В огромном гробе Григория Петровича орехово-зуевские старообрядцы несли на руках маленькую и старенькую матушку Меланию до самого зуевского кладбища.
О Григорие Петровиче Хазове, его семье и истории храма Рожества Пресвятыя Богородицы города Орехово-Зуево рассказывается в статье двоюродного правнука о. Григория — Юрия Исаева «НКВД-шники устраивали соревнования — кто больше найдет «врагов народа»».